- 28 -
Глава 28. Сладкая парочка
Последняя ночь в Бюро пролетела быстро. Вечером я думал, что заснуть не смогу, но перекусив продовольственными колобками Хомы, почувствовал себя усталым, едва добрел до ванной, ополоснулся и рухнул в постель.
Утром меня разбудил неприятный резкий голос:
– Слышал, ты сегодня сваливаешь.
– Удивительно, – пробормотал я, не желая открывать глаза, – до чего визгливыми могут быть призраки.
– Я те дам визгливого! – возмутился Цимлянский, впрочем, в голосе духа я не услышал ни раздражения, ни злости.
– Зачем пришел? Опять с поспорил на мой счет?
Я зевнул, потянулся и открыл глаза. Призрак висел над кроватью, едва не касаясь меня голыми ступнями, и почесывал тощую грудь.
– Ну что за люди! Я к ним с добром, а они подозревают самое низкое!
– В прошлый раз, когда я не подозревал...
– У–у–у, вспомнил! Кто прошлое помянет, тому сам знаешь, что бывает.
– Кстати, о частях тела, – я встал и направился к шкафу, чтобы одеться. – Кое-кто в этой комнате кое-кому кое-что должен.
– Кое-кто не понимает, о чем речь.
– Тогда я напомню.
Я вытащил из шкафа малиновую рубашку с бантом на месте галстука, бордовые бархатные брюки до колен, гольфы и черные боты с бантами – все по последней моде Бюро.
– Ты проспорил Ленке зуб, – усмехнулся я, надевая гольфы.
– С чего ты взял? Если моя память мне ни с кем не изменяет, спор касался попаданца Ласа, которого твоя подружка посчитала умницей, а ваш покорный слуга полным идиотом.
– Верно. Ты проспорил.
– Недоказуемо! – призрак скрестил руки на груди. – А если вдруг и случится чудо, и ваш обожаемый Лас, когда мы вырвем его из лап вампира, покажет хоть капельку благоразумия, отваги или смекалки, чего-то, что не доступно самодовольным идиотам, я все равно не смогу отдать Лаврентьевой зуб. Даже подштанники не смогу. Да и не захочу.
– Это мы еще увидим, – пообещал я и тут же скис.
Ничего я не увижу. Я возвращаюсь домой.
Я закончил одеваться и посмотрел на себя в зеркало. Да уж, франт еще тот. В нашем мире подобный прикид годится разве что для маскарада, хотя, признаться, я уже привык к подобной одежде. Хотя бы она у меня останется на память о Бюро. Запасы продовольственных колобков я уничтожил вчера, амулеты потерял в бою с вампиром, а магия исчезнет, потому что наше измерение относится к категории СНВ – самые не волшебные.
– Ну, счастливого тебе перемещения, – серьезно произнес Цимлянский.
В груди защемило.
– Ты и правда пришел просто чтобы попрощаться?
– Я сейчас обижусь, – призрак демонстративно отвернулся, но через секунду повернул голову на сто восемьдесят градусов и уставился на меня огромными полупрозрачными глазами.
– Спасибо. И тебе удачи.
Я шагнул к двери, повернул ручку... и на меня обрушился целый водопад воды.
– Поверил! – завопил призрак и сделал кульбит в воздухе. – Поверил! А ты, Сережка, мне нравишься! Доверчивый такой!
– Удружил, – буркнул я, глядя на потоки, стекающие с мокрых волос и рубахи.
– Рад стараться!
Дико захохотав, призрак вылетел в потолок.
– Последнее утро мне испортил.
Пришлось переодеваться.
Когда я вышел из комнаты, Ленка уже стояла за дверью.
– Чего так долго?
– У Цимлянского спроси, хотя он и сам растреплет о своей шуточке всему замку.
– Ясно. Пошли.
Вахтерша Акулина Гавриловна как всегда вязала нечто длинное и полосатое. Увидев нас, она улыбнулась.
– Счастливо добраться! Надеюсь, тебе у нас понравилось?
– Спасибо. Понравилось, если не считать некоторые моменты.
– Ты уж извини за тринадцатый номер, это стандартная процедура проверки.
– Ничего. Ваш упырь хороший человек. В отличие от призрака.
– Судя по тону, Цимлянский испортил тебе пробуждение? От него этого стоило ожидать. Триста лет старику, а ведет себя, будто мальчишка.
Я кивнул, попрощался с доброй женщиной и направился к лестнице. В голове погребальным колоколом звенели мысли: "в последний раз идешь по этому коридору, в последний раз спускаешься по этой лестнице, в последний раз смотришь сквозь пелену"... Я сжал кулаки и сотворил небольшой файербол.
– Больше всего будешь скучать именно по магии, – словно услышав мои мысли, ответила Ленка. – Я когда домой приезжаю, прямо чувствую, как силы теряю. СНВ – самые скучные измерения. Я три дня выдерживаю, и возвращаюсь. Дома, конечно, хорошо, но тут в тысячу раз лучше, не говоря уже о том, что интереснее. Вот получу степень магистра, попрошу Люциуса разрешить забрать сюда родителей. У отца есть небольшие способности к магии, а мама... мама – это мама. У Люциуса здесь живет дед, а у Дэниса и Энис троюродная сестра.
Я слушал трескотню Лаврентьевой и вздыхал. Я не хотел уходить из Бюро и чувствовал себя крысой, бегущей с тонущего корабля. Ведь корабль действительно тонул, и вопросов все еще больше, чем ответов. Лас и Грэтта похищены, Дэнис и Энис пропали, у сил Тьмы есть как минимум одна часть Камня преткновения, и возможность проникнуть в Бюро... Но главной загадкой оставалось мое перемещение к Радомиру Семнадцатому. Вдруг, все началось не с Таэрии, а с мира Торна? Вдруг я не просто спонтанный перемещенец, а засланец?
Увы. Для Бюро интересы многих всегда выше интересов единиц, поэтому меня отправляют домой. Люциус не хочет распыляться по мелочам, Тьма объявила войну, и теперь по всем фронтам идет масштабная подготовка. Какое кому дело до скромного студента со средними магическими способностями?
Мы спустились в подвал, прошли между рядами металлических дверей с золотыми пентаграммами, и остановились у крайней.
– Пошли? – Ленка вытянула руку, готовясь дотронуться до двери.
– Готов, – ответил я и по старинке взял девушку за руку.
Дверь растворилось, и мы шагнули в бесконечность. Нас резко дернуло вверх, перед глазами привычно замельтешили пространственные нити, а потом все закончилось. Я стоял в душном тесном темном пространстве. Моего лица касалось что-то мягкое, пахнущее нафталином. Я закашлялся.
– На выход, – скомандовала Лаврентьева, и мир осветился тусклым желтым светом шестидесятиваттной лампочки.
Мы стояли в шкафу для одежды между старым ватным пальто и поношенной телогрейкой. Именно она пахла нафталином. Шкаф стоял в спальне. На узкой кровати, застеленной веселеньким розовым покрывалом, высилась горка из четырех лежащих друг на друге подушек. Рядом с кроватью притулились стул, на спинке которого висело банное полотенце, и круглый столик, в центре которого расположился круглый аквариум с золотой рыбкой.
– Прибыл что ль кто? – раздался из соседней комнаты старческий голос, и в спальню вошла бабуля в домашнем халате и тапках с заячьими ушами. – А, Леночка. Снова клона проверять? А это с тобой кто? Ба, старый знакомец! Сереженька, если не ошибаюсь? Ну, вылезайте из шкафа да в кухню проходите, я сейчас чаю заварю.
Бабуля оказалась той самой гадалкой, к которой когда-то давно приходила Лаврентьева, а потом и я. В первую нашу встречу старушка показалась мне отнюдь не такой милой и домашней, я считал ее ведьмой, способной переместить меня в параллельный мир. На деле же ее магические способности оказались близкими к нулю.
– Рада вас видеть, Василиса Ивановна, – Лаврентьева вышла из шкафа и обняла бабулю. – Как здоровье?
– Спасибо, не жалуюсь. Колени только перед снегопадом ноют, а так ничего.
Мы прошли в кухню, где старушка усадила нас за стол, накрытой потертой клеенкой в синий цветочек.
– Клон твой давеча приходил, – произнесла старушка, ставя на плиту чайник. – Снова просила, чтобы я ее в Таэрию переправила. Сохнет деточка по принцу Власилиану.
Лаврентьева нахмурилась:
– Обычно клонам выделяют минимум памяти, столько, чтобы хватило для достоверного поведения, а я переборщила, хотела, чтобы никто не догадался. Вот она и напридумывала того, чего нет.
– Так ты что, не думала о принце и возвращении в Таэрию? – спросил я.
– Нет конечно, – дернула плечом Ленка. – Я думала о возвращении в Бюро, но сведения о нем сверхсекретные, вкладывать их в голову неразумного клона опасно. Вот желания друг на друга и наложились, перепутались.
– Если не хотела, чтобы посторонние узнали о Бюро и иных мирах, могла бы попросить клона держать язык за зубами, – пожал плечами я.
– А она и просила, – подмигнула Василиса Ивановна, – только вот клон – точная копия оригинала, а Леночка у нас тайны никогда хранить не умела.
– Тогда дракона бы не привозила, – продолжил я, мысленно улыбаясь – ругать Лаврентьеву оказалось довольно приятным занятием.
– Дракон, – девушка покраснела, – незапланированное приобретение. Прицепился ко мне в Тэарии и переместился, пришлось оставить с клоном. Люциус не знает, и вы ему, пожалуйста, не говорите.
Последние слова относились к Василисе Ивановне, ведь я Люциуса больше никогда не увижу.
– Не скажу, – кивнула бабуля. – Только ты все-таки верни дракошу в родной мир, скучает малыш без мамочки.
– Верну, – пообещала Ленка. – Как разберемся с делами, обязательно верну.
Старушка налила чай в две большие оранжевые чашки в белый горох и поставила вазочку с печеньем.
– Пейте, а я пока одежду вам подыщу. Чтоб вы знали, сейчас половина девятого вечера, Ефрем Сирин, Ветродуй. Десятое февраля то бишь. Я уж и горшочек с кашей для домового приготовила, только печки у меня нема, да домовых в панельных девятиэтажках днем с огнем не сыщешь. Может, ты, Леночка, удружишь? Выпроси у Люциуса какого–нибудь домового. Хоть самого завалящего! Трудно мне одной за хозяйством приглядывать.
– Спрошу, Василиса Ивановна.
– Вот и славно.
Бабуля, прихрамывая, вышла с кухни, а я вопросительно посмотрел на Ленку.
– Ты что, правда будешь просить у Люциуса домового?
– Нет, конечно. Во-первых, домовые народ гордый и обидчивый, и никому не принадлежат. Их нужно три года уговаривать, чтобы домовой у тебя поселился, медом угощать и молоком поить. Во-вторых, жилье домовые выбирают себе сами. Требуют, чтобы хозяйка была веселой и работящей, чтобы изба попросторнее, а печка занимала не меньше четверти дома. А в-третьих, какое у бабы Василисы хозяйство? Центральное отопление и водопровод. Ни скотины, ни огорода. И без домового справится.
Я отпил чай, который оказался приторно сладким, будто в него высыпали ложек двадцать сахара, и вздохнул.
– А с клоном твоим мне что делать?
– Ничего. Притворяйся, будто она – это настоящая я.
– Легко сказать, – в голове не к месту возникла сцена нашего с лже–Ленкой поцелуя.
Лаврентьева, будто угадав, о чем я думаю, опустила глаза. В это время в кухню вошла Василиса Ивановна, в руках она держала две пары джинсов, два теплых вязаных свитера, болоньи куртки и лыжные шапки.
– Как уж там это слово-то, – задумчиво произнесла старушка, – ах, да. Унисекс! Будете точно братцы–близнецы. Немного не по моде, да ничего, вам ведь только до дому добраться.
Ленка кивнула, а я взял свои вещи и отправился переодеваться в спальню.
Оказывается, больше всего я соскучился по джинсам. Удобнейшая вещь! Не чета франтовым брюкам, которые носят в Бюро, правда, немного узковаты, но ничего, главное, до дома дойти.
Переодевшись, я оглянулся на дверь и сотворил маленький файербол – последний привет из мира магии. Огненный мячик пролетел над кроватью, завис над аквариумом и медленно растаял. Наш мир, к сожалению, действительно СНВ – совершенно не волшебный.
За спиной послышался кашель. Я обернулся. Василиса Ивановна качала головой.
– Привыкай, сынок. В нашем мире колдовать тебе недолго придется. Магия со временем исчезнет, воспоминания поблекнут, а вот тоска останется. Тот, кто побывал в ином мире, меняется навсегда.
– Вы тоже были попаданкой?
– Была, – одними глазами улыбнулась старушка. – Целую армию победила. Теперь вот с Бюро сотрудничаю, проводником работаю. А ты? Не будешь скучать по приключениям?
– Буду, – признался я.
– Так оставайся в Бюро! Для картотечных у Люциуса всегда место найдется.
– Я не был занесен в Картотеку. Я – спонтанный перемещенец.
– Грустно. Но ты все равно попросись, вдруг, возьмут.
Я промолчал. Я пока и сам не знал, хочу ли навсегда остаться в Бюро, а даже если и хотел, Люциус вряд ли меня оставил бы. Я помеха, нерешенная задачка, которую бросили, не дорешав и не узнав правильный ответ. Так что пусть себе воюют, а у меня в понедельник коллоквиум.
– Готов? – в спальню заглянула Лаврентьева.
Несмотря на немодный прикид, Ленка выглядела прилично, и лыжная шапочка ей шла, хотя обычно она делает девчонок похожими на матрешек.
– Я скоро, Василиса Ивановна, – пообещала девушка. – Разберусь с клоном, и вернусь.
– До встречи, – кивнула старушка. – И с тобой, Сереженька, не прощаюсь. Чует мое сердце, еще не раз свидимся.
– Загляну к вам на следующей неделе, – пообещал я. – С уборкой помогу.
Тепло попрощавшись с Василисой Ивановной, мы с Ленкой вышли на улицу.
Февральский вечер порадовал крепеньким морозцем и мелкой снежной крошкой, сыпавшейся с неба. Оранжевые фонари светили уныло, будто понимали, что при всей современности, им ни за что не сравниться с магическими факелами, освещавшими коридоры Бюро. По дороге проносились автомобили, но прохожих было мало. Видимо, мороз заставил любителей вечерних прогулок заменить обычный моцион просмотром криминальной хроники и очередного юмористического сериала.
– Бр–р! Холоднее, чем в Бюро, – поежилась Лаврентьева. – Ты домой?
– Наверное, – неуверенно пожал плечами я. – Если сегодня десятое, значит, родители из командировки еще не приехали. Хорошо, что время в Бюро течет быстрее, чем здесь, а не наоборот. Вернулся бы я лет через двадцать... представляю, как родители бы обрадовались. Сорокалетний студент–первокурсник.
– Иные так и возвращались.
– Ты сейчас куда?
– В "Плазма–сити". Мой клон наверняка там – по четвергам в клубе для девушек вход бесплатный, и музыка неплохая. Подкараулю ее в туалете, подзаряжу магией, чтобы память не теряла, и вернусь. Хочешь со мной?
– Пошли. Делать все равно нечего. Только, – я смутился, – нужно зайти домой, у меня нет денег.
Ленка хохотнула и вытащила из кармана тысячу рублей.
– Узнаешь?
Я вызвал пелену и посмотрел на купюру – обычный лист золотой бумаги.
– Всеобщие, – улыбнулся я. – Тогда поехали.
Мы пошли на остановку, сели в автобус и добрались до ночного клуба без приключений. Кондуктор невозмутимо приняла нашу фальшивку, отсчитала сдачу и пробурчала что-то насчет того, что молодежь сегодня пошла невежливая, места пожилым людям не уступает, а одевается черти как.
Охранники на входе в "Плазма–сити", содрав с меня за вход триста рублей, тиснули на тыльную сторону ладони ультрафиолетовую печать, и подмигнули Лаврентьевой. Ленка уверенно повела меня в раздевалку. Мы сдали вещи и прошли в зал.
Танцпол "Плазма–сити" вмещал около пятисот человек, а сегодня явилось и того больше – бесплатный вход привлекает девушек, а девушки – парней. В полумраке зала было тесно и душно, музыка бухала басами, синие и красные отблески зеркальных шаров пробегались по головам отдыхающих, отражались в зеркальной витрине небольшого бара, и таяли на потолке. Народ веселился.
– Потанцуем? – крикнул я Ленке. – Заодно поищем твою близняшку!
– Давай к барной стойке! – крикнула Лаврентьева и начала пробираться сквозь толпу танцующих. – Там обзор лучше!
У барной стойки обзор оказался действительно неплохим. Находилась она на небольшом возвышении, а если прибавить к тому высоту огромных трехногих табуретов, мы с легкостью могли осмотреть весь зал, если бы было немного светлее. Я взгромоздился на стул и протянул верзиле–бармену сторублевку.
– Два светлых пива.
Ленка села рядом и приблизила лицо к моему уху.
– Смотри внимательнее, она где-то здесь!
Я потягивал пиво и смотрел, но в колыхающемся людском море не мог разглядеть ни одного человека. Стробоскопы делали моментальные фотографии, на которых акцентировалась только одна деталь. Вспышка: чьи-то глаза, вспышка: татуировка на бицепсе, вспышка: растянутые в улыбке губы, вспышка: копна рыжих волос, залитых лаком с блестками. Таким образом рассматривать танцующих можно часами, и не факт, что найдешь нужного человека. Если Ленкин клон вообще сегодня пришел в "Плазма–сити". Пелена тоже не помогла, магии в клоне осталось очень мало.
Неожиданно басы затихли, и ди-джей объявил медленный танец. Толпа взревела и быстренько разделилась по парам. Часть девушек и парней отошли к стенам, часть уселась за свободные столики в зоне барной стойки. Освещение изменилось, бешеная скачка красных и синих огней сменилась плавными желто-оранжевыми переливами.
И тут я увидел ее. Невысокую брюнетку со стройной спортивной фигурой, одетую в облегающий красный топ и джинсы на бедрах. Ленкин клон сидел за столиком и целовался с каким-то светловолосым парнем.
Я толкнул Лаврентьеву в бок и кивнул в сторону сладкой парочки.
Ленка улыбнулась, а потом ее глаза удивленно расширились. Я посмотрел на клона и замер. Ленкина копия, если не считать цвета волос, целовалась не просто с каким-то парнем, а со мной. С моей копией, если не считать дурацкой клетчатой рубашки, какую я никогда бы не надел.
– Это что? – я закрыл рот и растерянно повернулся к Лаврентьевой. – Это что, мой клон?
- 28 -
