- 9 -
Часть 2. Могу, но не хочу
Глава 1. Священник
– Кто знает причину, по которой этот мужчина и эта женщина не могут быть вместе, пусть говорит сейчас или не говорит никогда.
Стандартная фраза из арсенала католического священника, совершающего обряд бракосочетания. За свою жизнь отец Арсений произносил ее не меньше тысячи раз, и всегда она являлась простой формальностью, но сегодня священник чувствовал: произойдет нечто из ряда вон выходящее. С самого утра его мучило нехорошее предчувствие. От Бога оно или от Диавола, неизвестно, но отец Арсений привык доверять этому "внутреннему голосу", вещающему о неприятностях, ибо если неприятность может случиться, она обязательно случается.
Внешне, между тем, все было спокойно. Жених – высокий темноволосый красавец в строгом сером костюме и бутоном розы в петлице – нервничал не больше других женихов. Невеста – маленькая хрупкая блондинка, в своем излишне пышном платье похожая на безе, – едва заметно хмурила бровки, ей явно не терпелось покинуть церковь и начать веселиться. Собор, носящий имя Четырнадцати святых помощников, тоже ничем не отличался от того, каким он был вчера, неделю, месяц, пятьдесят лет назад: торжественный, с высоким потолком, который подпирали изящные колонны, большими узкими витражами и старым, не работающим органом.
Тем не менее, плохое предчувствие никуда не исчезло.
"Кто знает причину, по которой этот мужчина и эта женщина не могут быть вместе, пусть говорит сейчас или не говорит никогда".
Отец Арсений держал положенную паузу. Прежде чем продолжить, у него было несколько мгновений, чтобы осмотреть собравшихся, может статься, один из гостей задумал какую-нибудь пакость? Но и с гостями на первый взгляд было все в порядке. Максимус, помогавший отцу Арсению вести церемонию, как обычно рассадил родственников невесты по левую сторону центрального прохода, а родственников жениха – по правую. После церемонии толпа смешается, но в церкви, а тем более во время церемонии, лишние разговоры ни к чему.
Публика собралась небогатая, отец Арсений не заметил бриллиантовых зажимов для галстуков и сапфировых ожерелий, однако ради торжественного события нарядились все празднично. У женщин преобладали зауженные платья с декольте и крохотные шляпки, которые походили на заколки, нежели головные уборы, у мужчин особой популярностью пользовались черные наглаженные костюмы и стоячие воротнички.
Вроде, все, как обычно.
Отец Арсений уже хотел произнести следующую фразу, но не успел.
– Я знаю!
Восклицание раздалось со стороны родственников невесты. Отец Арсений моментально напрягся. Кажется, начинаются неприятности. Может, они будут не такими уж и большими? Что может сказать этот плюгавый молодой человек, семнадцати или девятнадцати лет от роду?
– Я знаю! – громко повторил юноша и вскочил со скамьи. – Виктор имплант!
Со стороны родственников невесты донесся возмущенный шепоток, со стороны родственников жениха зашикали.
– А ты мог бы и сказать! – юноша ткнул пальцем прямо в жениха. – Не пара ты ей!
– Не пара! – молодого человека поддержала пышная дама в ярко–желтом платье и такой же шляпке. – Отойди от нее! Святой отец, церемония отменяется.
– Ничего не отменяется! – невеста развернулась к гостям и топнула ножкой.
– Он тебя не достоин! – выпалила дама в желтом. – Сама видела, как лапал в подворотне смазливую официанточку. Чего молчишь? – обратилась она к жениху. – Признавайся!
– Мне не в чем признаваться. Это вы против меня козни стоите.
Со стороны жениха поднялись несколько мужчин.
– Сядь на место, старуха, дай святому отцу продолжить.
– Да какая я тебе старуха?! Хам!
– Дура!
– Ах так!
Женщина сорвала с головы шляпку и ловко швырнула ее в соперника. Тот успел увернуться, но со своего места поднялся еще один мужчина – здоровенный бугай в которого попал ярко–желтый головной убор.
– А ну сядь на место! – приказал он женщине.
– Все импланты уроды и хамы!
– Мама, достаточно! Не порть мне свадьбу!
– Витя, бросай эту дуру! Она вся в мамашу!
Отец Арсений не успел сообразить, что к чему, как родственники жениха и невесты перемешались. Дама в желтом колотила сумочкой даму в зеленом. Здоровенный бугай повалил на пол молодого человека, затеявшего этот бедлам, джентльмен в смокинге охаживал тростью другого джентльмена. В проходе образовалась давка.
Невеста бросила букет и рванула на защиту чести рода, жених немного задержался у алтаря, а потом махнул рукой и пошел растаскивать дерущихся.
– Братья и сестры! – наконец опомнился Арсений. – Послушайте! Послушайте! Нужно быть терпимее! Вы в доме Господа!
Он говорил так громко, как только мог, но перекричать шум дерущихся гостей ему было не под силу.
– Остановитесь! Не забывайте, где находитесь! Будьте терпимее друг к другу!
* * *
Предчувствие, которое не оставляло Арсения перед злополучной свадьбой, с тех пор частенько появлялось у святого отца. Но если в тот день он не мог объяснить причины странного предугадывания неприятностей, теперь эти причины были видны даже полуслепому умственно отсталому.
Отец Арсений критически осмотрел себя в зеркало. Зеркала отелей, где он останавливался, не отличались большим размером и чистотой, но священник не нуждался в "подробностях". Он смотрел, ровно ли стоит белый воротничок черной сутаны, аккуратно ли причесаны волосы, не испачкалась ли одежда, и проходят ли синяки на лице.
Сегодня преподобный Арсений выглядел хорошо, так хорошо, как только мог выглядеть священник, длительное путешествие которого подходит к концу. Следующим утром он покинет городок и вернется домой, в церковь Четырнадцати святых помощников, а пока ему предстоит прочесть еще одну лекцию.
Удовлетворенно хмыкнув, святой отец перекрестился, взял под мышку толстую кожаную папку с текстами проповедей, духовной литературой и листовками и вышел на улицу.
Городок, в котором он остановился, был небольшим, однако имел собственный приход, две библиотеки и филиал столичного университета. Именно туда отец Арсений и направлялся. Он мог добраться до учебного заведения на автобусе, но предпочел подышать воздухом и обдумать слова, которые будет произносить перед ученой аудиторией. Ему предстояла встреча со студентами, тема которой звучала так: "Проблемы современного общества и людская нетерпимость". Отцу Арсению предстояло найти слова, которые встретят отклик в душах молодых людей и заставят задуматься, а возможно, окажутся действенными настолько, что вынудят их изменить мировоззрение. На последнее священник не рассчитывал, но надеялся.
Солнце давно миновало высшую точку небосклона, но жара не спала. Пыльная, покрытая гравием тропа проходила рядом с широкой гравийной дорогой, мимо бедных, но аккуратных домиков, в окнах которых иногда появлялись озабоченные лица их обитателей. Изредка по дороге проезжали автомобили, и тогда святой отец вынужденно останавливался, пытаясь отдышаться, и ждал, пока поднятая транспортом пыль немного осядет.
Ничего необычного в окружающем пейзаже не наблюдалось, однако отец Арсений предчувствовал неприятности. Он представлял, что может случиться, и мысленно готовился к этому. В конце концов, его избивали не реже, чем раз в неделю. Иногда ограничивались парой тумаков, а иногда, ему приходилось спасаться бегством.
Здание университета было старым и пыльным, совсем как дорога. Построили его, судя по табличке рядом с дверью, сто двадцать лет назад, и вероятно с тех пор не ремонтировали, однако выглядело оно внушительно.
Священник оценил высоту, и присвистнул. Четыре этажа возвышались как минимум на двадцать метров. Выкрашенная темно–серой краской бугристая поверхность стен кое-где пошла трещинами, но ощущение монументальности это не испортило. Стекла покрывало свето- и теплорегулирующая пленка, над дверью висел глазок видеокамеры, вместо ручки сверкала белизной панель ограниченного доступа.
Отец Арсений достал из внешнего кармана портфеля клочок бумаги, где записал номер аудитории, пошевелил губами, запоминая маршрут, и приложил ладонь к сканеру. Секунды три ничего не происходило – система ограниченного доступа оказалась такой же старой, как само здание, а потом компьютер нашел отца Арсения в базе приглашенных.
– Добро пожаловать, – произнес механический голос. – Вас уже ждут.
Дверь открылась, и отец Арсений вошел в просторный холл. Аудитория с символическим номером 66 "б" находилась на третьем этаже. Лифт не работал, и священник изрядно вспотел, пока преодолел все пролеты и добрался до второго поворота направо в западном крыле. Прежде, чем открыть нужную дверь, отец Арсений перекрестился, глубоко вздохнул и мысленно прочел короткую молитву об укреплении духа.
Кабинет 66 "б" наверняка был не самым большим в университете, но все же в нем без проблем разместилось около трехсот человек. Кафедру установили таким образом, чтобы лектора видели даже сони с последних рядов. Отец Арсений прошел к кафедре, положил на нее портфель и вытащил бумаги.
– Здравствуйте, дети мои, – священник старался говорить четко и громко, чтобы перекрыть пронесшийся по аудитории шепоток. – Я пришел к вам с миром и добром.
Отцу Арсению едва ли не ежедневно приходилось выступать с проповедями, но если обычно он пытался донести слово Божие до людей в храме, то теперь он находился "на мирской территории". Разница ощущалась, она витала под потолком, грозя всей тяжестью рухнуть на голову священнику. Его больше не защищала святость места, не хранили обычаи сидеть в церкви тихо и смирно, опустив глаза в пол или взирая на распятие над алтарем, отца Арсения больше не защищал дом Божий и установленные в нем правила. Сейчас он находился на территории свободы, на территории, где толпа не чуралась перебить святого отца вопросом, смешком или даже замечанием, где его слово не было истиной в последней инстанции, где его слова можно поставить под сомнение.
Длинные лавки в своем большинстве занимали студенты первых курсов. Они отличались от выпускников особым блеском глаз и некоторой развязностью. С возрастом обычно это проходило, но пока бурлит молодая кровь, пока гормоны властвуют над разумом, пока тело подчиняется порыву сердца, а не велению мозга, молодые люди больше походят на неуравновешенных и вспыльчивых болельщиков футбольного матча, а не на серьезных, занятых наукой, юношей и девушек.
– Я пришел к вам, чтобы поговорить о проблемах нынешнего общества.
Отец Арсений предчувствовал превращение лекции в диалог, но рассчитывал, что ему удастся удержать дискуссию в рамках корректного спора, а вопросы, которые он намерен поднять, не превратят кабинет 66 "б" в стадион.
– И какие же проблемы у нашего общества, святой отец? – спросил мужской голос откуда–то справа.
Отец Арсений повернул голову, но не чтобы посмотреть, кто задал вопрос, а чтобы не казаться невежливым, все равно он не знал, кто из молодых людей его перебил.
– Сейчас человечество переживает не лучший период. Вы, как умные и любознательные люди, конечно, смотрите новости, читаете газеты, наблюдаете за происходящим на улицах… сложно не заметить, что общество разделилась на три класса. Эти классы искусственные, с намеренно преувеличенной значимостью. Они влияют на поведение и общение людей и не просто отрицательно, но убийственно. И что самое страшное, в появлении этого разделения виноват сам человек. Буквально вчера мне попалась отвратительная по своей сути статья в "Новости недели". В ней рассказывается, как журналист стал свидетелем массовой драки, которая закончилась смертью двух молодых людей и девушки. Все трое были имплантами.
Аудитория оживилась. Молодые люди догадались, к чему клонит отец Арсений, и тот же голос, что ранее задал священнику вопрос, спросил снова:
– А вы до конца ту статью прочитали? Знаете, в чем обвиняются те импланты?
– Я пришел сюда не для того, чтобы кого–то защищать или обвинять.
– А для чего?
– Призвать к смирению. Слишком много нетерпимости, ненависти, злобы и зависти скопилось в наших сердцах, а это очень нехорошо. Это разрушает нас и вредит, прежде всего, нашим душам, а не телам тех, кого мы ненавидим. Будьте терпимее к другим так же, как вы терпимы к себе, к своим слабостям и недостаткам, прощайте недругов ваших, искренне, от сердца, не таите внутри себя злобу и ненависть. Очиститесь от скверны недоброжелательности, любите друг друга и принимайте людей такими, какие они есть, независимо от того, к какому искусственно созданному классу они принадлежат.
– А вы, святой отец, имплант?
Арсений кожей ощутил тяжесть повисшей в аудитории тишины.
– Нет. Я не имплант.
– А хотели бы им стать?
Священник смиренно опустил глаза, готовясь к самому важному.
– Нет. Не хотел бы. Но не считайте это официальной точкой зрения церкви, это мое мнение как обычного человека.
– А какова позиция духовенства?
Вопрос был сложным, и ответить на него правдиво и не бросить тень на католическую церковь, отец Арсений не мог. Он оказался не готов объяснить позицию святых отцов, не раскрывая всех карт, не принося в жертву авторитет церкви и не обманывая, поэтому священник постарался уйти от ответа.
– Господь создал нас одинаковыми, но дал возможность творить, заниматься наукой, искусством, всем тем, что может сделать нашу жизнь лучше. А вот каким образом мы воспользуемся этими благами, зависит только от нас. Кто–то может встать на дорожку, протоптанную копытами, а кто–то, на широкую тропу добра и света. Только от человека зависит, чему будут служить его изобретения – благоденствию или разрушению.
– Бла–бла–бла и ничего конкретного!
На сей раз, человек, сказавший фразу вслух, поднялся со своего места. Им оказался невысокий плечистый парень с татуировкой над левой бровью. Что именно молодой человек решил увековечить на своем лице, отец Арсений не разглядел, зато нутром почувствовал: ничего хорошего от татуированного ждать не приходится.
– Чего же вы, святой отец, сразу не сказали, Бог, мол, не хочет, чтобы вы пользовались имплантатами? Не потому ли, что именно этого Он и хочет? Не потому ли, что вы, и сами не знаете, чего хотите, зато уговариваете терпимее относиться к имплантам?! А вы знаете, какие это люди?
– Сядь, Саша, – темноволосая девушка с короткой стрижкой, сидящая на первом ряду, обернулась к татуированному. – Мы знаем, что случилось с твоим братом. Он сам нарвался.
– Заткнись, дура! Ты ничего не знаешь!
– Тише, дети мои. Что случилось с твоим братом, Александр?
– Его до полусмерти избил имплант. Охранник со стандартным набором, безмозглый качок, изуродовавший свое тело ради мускулов и высокооплачиваемой работы!
– Твой брат сам виноват! – вмешалась девушка.
– Заткнись, я сказал! – Саша повысил голос. – Он, святой отец, просто хотел немного развлечься, а тому бугаю хрен знает чего померещилось. Он избил его! Брат три месяца не мог встать с постели! Три месяца! А импланту ничего за это не было.
– А ты скажи святому отцу, за что его избили, Саша. Братец твой официантку пытался изнасиловать!
– Не защищай эту сучку!
– Тише, дети мои! – отец Арсений вновь был вынужден вмешаться. – Я не собираюсь никого осуждать. Вы сами видите из примера этого молодого человека, что наше общество опускается на дно. В нашем обществе насилие порождает насилие, а законы слабы и беспомощны. Пострадавших сторон здесь не одна, и даже не две, а три: это не только официантка и избитый несостоявшийся насильник, но и охранник, который вместо того, чтобы жить в процветающем и терпимом обществе вынужден кулаками зарабатывать себе на хлеб.
– Вот, – взвизгнул татуированный, – он его защищает! Он защищает имплантов!
– Я никого не защищаю, Александр. Я стараюсь соблюдать нейтралитет. Я лишь хочу, чтобы наше общество стало чуть лучше!
Татуированый не слушал. Он вскочил на парту, перепрыгнул через сидящих впереди, на один ряд приблизившись к кафедре.
– А ну, расступитесь!
Спустя несколько секунд он уже стоял рядом с отцом Арсением.
– У нас другая философия! – воинственно крикнул он. – Импланты не должны жить! Что будет, если однажды они взбунтуются? Разве мы сможем противостоять тупой силе, если преимущество полностью на ее стороне? Разве мы сможем остановить такую мощь? Разве победим в войне против тех, кто сильнее, быстрее, зорче, выносливее и тех, кто читает наши мысли?! Никогда!
Пламенную речь оратора поддержали несколько голосов.
– Вот вы, святой отец, говорите о равенстве перед Господом, но тогда почему одним позволено все, а другим ничего? Почему я, или Ольга, или Женька Сухоруков не можем прямо сейчас получить имплантаты? Потому что нам это запрещено! Запрещено теми, кто установил неимоверно высокие цены на эти "безделушки". Плоды научного прогресса доступны лишь избранным! А я не могу спасти даже собственного брата, которому теперь требуется новая почка!
Аудитория загудела. Отец Арсений понял, что если не остановит оратора, лекция прервется, превратится в базар, в стихийный митинг, тот самый спортивный стадион во время футбольного матча, которого он так боялся.
– Я призываю вас к тишине, дети мои! Давайте вместе подумаем, что мы можем сделать. И ответ уже есть! Чтобы сделать общество лучше, давайте начнем с себя! Давайте избавимся от ненависти, поспешности и поверхностности суждений, давайте будем терпимее!
– Терпимее к тем, кто называет нас "отбросами" за то, что у нас не хватает денег на вживление имплантатов?!
Теперь уже шумели все. Одни требовали выселения имплантов за черту города, другие хотели насильно отобрать чипы у всех, кто успел вживить их в свой организм, третьи хотели, чтобы имплантаты были бесплатно установлены всем желающим.
– Нужно снова уравнять людей в правах! Не хочу считаться "отбросом общества"!
– Посадить всех имплантов за решетку!
– Лучше в зоопарк, а нормальные люди пусть приходят на них смотреть, как на диких зверей.
– Не нужны нам никакие имплантаты! Мы и без них можем добиться всего, чего пожелаем!
– Это тебе не нужны, а мне даже очень!
– Вот поэтому ты и относишься к "отбросам", а я к "естественным".
Началась драка.
К Александру подбежал еще один молодой человек – невысокий бритый парень с серьгой в правом ухе, он тоже выкрикивал какие–то лозунги, а татуированный вдруг громко спросил:
– И вы, святой отец, так и не ответили на мой вопрос. Как же Церковь относится к имплантам? Разве она не осуждают тех, кто идет против воли Бога, искусственно совершенствуя то, что было им дано от рождения? Разве Церковь поддерживает тех, кто хочет захватить власть над миром? И вы смеете говорить о терпимости! Церковь давно куплена!
Отец Арсений не успел ответить. Его нехорошее предчувствие, подтвержденное нехорошим номером аудитории, где он сейчас находился, оправдалось.
Саша, замахнувшись, от души ударил его по лицу.
– Подставляйте вторую щеку, отец! Ибо ложь в устах священника – величайшее зло.
* * *
– Надеюсь, вы понимаете, святой отец, недопустимость драки в церкви?
Отец Арсений приехал на собрание, посвященное событиям на недавней свадьбе, готовый к самому худшему. Ему нечем было оправдаться. Он опустил голову и тихо ответил:
– Понимаю. Я должен был предотвратить… я виноват.
Он стоял в трех метрах от длинного стола, за которым расположились приходские настоятели соседних приходов и сам епископ Семион. Священники походили один на другого не только черными сутанами, но и лицами: все, как один гладко выбритые, толстощекие, сосредоточенные и хмурые, будто это они, а не отец Арсений, стояли сейчас перед собранием.
Епископ Семион тоже хмурился. Одной рукой он то и дело поправлял ворот фиолетовой сутаны, другая нервно барабанила пальцами по столешнице. Прежде, чем огласить решение о наказании, он захотел задать несколько вопросов.
– Почему вы не вмешались сразу, как только вас перебили?
– Меня не перебили. Я задал вопрос, и на этот вопрос ответил один из родственников невесты.
– Это был не ответ, – епископа Семиона посвятили в некоторые подробности драки, и он имел собственное мнение насчет произошедшего на злополучной свадьбе, – это вызов, ибо высказанное тем человеком мнение было призвано не открыть правду, а заклеймить жениха.
Отец Арсений промолчал, потому что все было именно так, а он не сообразил, не успел вмешаться, а когда стал призывать к порядку, оказалось поздно.
– Разве вы, отец Арсений, не понимаете, что драки, а тем более на почве неравенства обычных людей и имплантов, недопустимы?
– Понимаю. Подобное больше не повторится.
– Но это может повториться в другой церкви, – обеспокоено произнес отец Викентий – полный мужчина, лет сорока, сидящий по правую руку от епископа. – Пришло время серьезных решений, и драка в церкви отца Арсения лишь предлог. Пора принять меры, пока они еще могут привести к положительному эффекту.
– Согласен с отцом Викентием, – подал голос отец Жан. – Нужно действовать, потому как, боюсь, происшествие в церкви отца Арсения, первое, но не последнее. Лично слышал, как в моем приходе кое-кто отказался от посещения храма только потому, что ему приходится сидеть на одной скамье с имплантом. До драки, слава Тебе, Господи, не дошло, однако она может начаться в любой момент, стоит только какому-нибудь умнику последовать примеру того молодого человека, который прилюдно обвинил жениха во вживлении чипов.
– Разумные речи, – епископ медленно кивнул. – Может, у вас есть предложения, отец Викентий?
– Меры нужны радикальные, но просто осуществимые и желательно с минимумом вложений. Предлагаю запретить имплантам доступ в церковь.
– Позвольте! – со своего места поднялся отец Олег, сидевший по левую руку от епископа. – Это как, запретить? Они же люди! Как мы! Не стали же они порождением Диавола только из-за инородных предметов в теле.
– Может, они и люди, – парировал отец Викентий, но пока в обществе не научатся относиться к ним, как к людям, следует запретить им вход в религиозные учреждения. Во избежание скандалов и недовольства.
– Так именно скандалов и недовольства вы и добьетесь, – отец Олег взмахнул рукавом. – Какими окажутся последствия вашего предложения? По сути это равносильно отлучению от церкви! А с какой стати? Разве вам судить этих людей?
– Господь всех людей создал по образу и подобию Своему, – парировал отец Викентий. – И те, кто вживляют себе богоненавистные чипы, идут против Господа. Тело таково, каким нам дал Создатель. Мы не вправе увеличивать силу и читать чужие мысли, если этого не дано от рождения.
– Вы хотите сказать, заниматься тяжелой атлетикой для увеличения силы тоже нехорошо?
– Не передергивайте. Мы говорим не о возможностях, которые Господь дал каждому из нас, а о том, что нельзя превращать себя в полуробота.
– А как быть с теми, кому имплантаты помогают жить? Сколько людей ходит с помощью роботизированных ног? Или дышат искусственными легкими?
– Не так уж много, уверяю вас, – отец Викентий смерил отца Олега холодным взглядом. – А вы, пожалуйста, сядьте. Негоже возвышаться над епископом.
Отец Олег опустился на стул и замолчал, а отец Викентий напротив, стал говорить с еще большей убежденностью:
– Импланты – это отнюдь не простые несчастные люди, которые вживили себе чипы для спасения жизни. Они занимаются богомерзкими делами, и даже продление жизни идет вразрез с планами Божьими, а значит, должно осуждаться церковью. Те же, кто имплантирует себе не просто искусственный желудок или сердце, а так называемый стандартный набор, а также те, кто грешит против Господа нашего, возвышаясь за счет чтения мыслей братьев своих и сестер, должны быть наказаны. Ведь большая часть имплантов – богатые люди! А имплантаты только усиливают социальное неравенство, обостряя и так очень напряженную ситуацию.
– Вы хотите отлучить от церкви сильных мира сего? Политиков? Артистов? Бизнесменов? Банкиров? Сделать церковь прибежищем нищих?
– Об этом я не подумал, – отец Викентий смешался, но тут же нашел выход: – мы можем выстроить для имплантов отдельные церкви.
– Отдельные церкви? И тем самым мы не сократим, а усилим существующий разрыв.
Об отце Арсении, кажется, забыли. Священники спорили, размахивая руками и потрясая кулаками, даже епископ включился в разговор, осадив одного слишком уж разбушевавшегося святого отца.
Арсений наблюдал за этим безобразием молча, а потом нарочито громко кашлянул. Священники замолчали, предоставляя слово виновнику сегодняшнего спора, и святой отец не замедлил этим воспользоваться:
– Разве вы не видите, что раскололось не только общество? Не только миряне грешны нетерпимостью, но и мы с вами незаметно разделились на два лагеря. Одни считают имплантов чуть ли не посланниками Диавола, другие оправдывают их, как только могут. Какой пример мы можем подать пастве, если и в наших рядах нет согласия? Очнитесь! Посмотрите друг на друга! Отец Олег полностью прав: нельзя сейчас принимать столь кардинальные решения. Церковь не должна использовать давление и насилие, она должна убеждать, приводить примеры, уговаривать, ссылаться на Слово Божие, взывать к самым искренним, к самым добрым чувствам! И уж тем более не должна прогонять из своего лона якобы неугодных. Мы открыты всем, кто готов принять учение Христа: белых, синих, зеленых, имплантов, "естественных", всех, кто разделяет наше учение!
Епископ Сименон степенно кивнул.
– Вы правы, отец Арсений. Вот вам и поручим исполнить сие благое дело. Не станем бросаться в крайности и запрещать кому бы то ни было посещать церковные службы, будем действовать аккуратнее. Отправляйтесь-ка в путешествие, пообщайтесь с паствой, так сказать, лично. Загляните в общественные учреждения, проведите лекции, семинары, в общем, возлагаю на вас роль сеятеля семян терпимости и всепрощения. Надеюсь, почву вы найдете благодатную. А пока вы будете в отъезде, за вашим приходом присмотрит отец Викентий.
Отец Арсений склонил голову.
– Приведите дела в порядок, и отправляйтесь на следующей неделе. Сроку вам – два месяца.
- 9 -
