- 5 -
Тяжело управлять Иллорией - самым счастливым и процветающим королевством на свете. Первый министр короля восьмидесятилетний Лоддин знал это лучше любого другого первого министра короля любого другого королевства. Знание это произрастало из двух простых вещей, первая из которых называлась совесть, а вторая обозначалась сложной аббревиатурой ИСБС-НГК, или, коротко, ГЗ, что расшифровывалось как "глупая затея".
Совесть - неотъемлемый атрибут внутреннего мира настоящего Человека - у Лоддина была всегда. Сколько он себя помнил, с самого детства жил Правильно. Говорил "спасибо", когда за обедом ему передавали хлеб, извинялся, нечаянно звякнув вилкой о тарелку, никогда не брал чужого, почтительно относился к старшим и сильно переживал любой промах. Принимал близко к сердцу, как говорила его мать.
В первые годы жизни благовоспитанный маленький мальчик вызывал у окружающих умиление. "Надо же, такой кроха, а как учтиво поклонился", - говорили о Лоддине. "Совсем карапуз, а от конфетки отказался, да еще так вежливо поблагодарил", - тоже относилось к нему. "Какой миленький усипусечка, а ведет себя словно маленький принц", - тоже произносилось в его адрес. Эти и еще десятки похожих выражений с самого раннего детства звучали вокруг Лоддина, и когда он подрос, восхищение приятными манерами, честностью и предупредительностью молодого человека ничуть не ослабли.
На улице, где жил Лоддин, только он один мог помочь пожилой нищенке донести тяжелые сумки до рынка и ничего не взять взамен. Только он один, подобрав на улице кошель, искал его владельца. Только он один, готовясь к экзаменам, не писал на руках алхимические формулы, и всегда получал высшие баллы. Лоддин никогда не воровал мелкие сладости с лотков торговцев, не рвал яблоки из садов соседей, не обманывал, не предавал, не шалил и не хулиганил, потому что он руководствовался Совестью и всегда старался все делать правильно.
Родители с самого начала развивали в Лоддине честность, с самого начала привили знания о справедливости и доброте и научили жить, опираясь на два простых принципа: поступать с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой, и ставить общественное превыше личного.
Отец и мать не просто хотели сделать из сына хорошего человека, но обеспечить ему будущее, прекрасный и стремительный взлет к счастью. Именно поэтому Лоддин учился в самом престижном учебном заведении Иллории - "Кливрском университете важнейших наук", и, конечно, получал от учителей лишь одни похвалы.
Окончив университет с отличием, и обладая повышенной чувствительностью к справедливости, Лоддин некоторое время пытался искать себя в государственной деятельности, а именно, записался в помощники к судье. Однако проработал на этом посту недолго, ибо судья, как оказалось, руководствовался вовсе не справедливостью, а толщиной кошелька пришедших за разбирательством, и присуждал штраф не провинившемуся, а более бедному, за что получал от более богатого энное вознаграждение.
Лоддин вмешался и судья, сморщив нос, выгнал помощника на улицу, а вместе с тем внес его имя в список неблагонадежных.
Три долгих года Лоддин пытался работать то у одного судьи, то у другого, но все заканчивалось одинаково: шумным выговором и внесением имени в очередной черный список.
Лоддин проклинал себя за то, что не может закрыть глаза на несправедливость, что не может быть как все: брать взятки, заискивающе улыбаться не достойному, но богаче одетому, оценивать людей не по поступкам, а по положению, и поступаться собственными принципами. Он не понимал, почему умный и честный человек в самом преуспевающем, богатом и счастливом королевстве мира вынужден влачить жалкое существование, оказывая соседям мелкие услуги по составлению завещаний и разрешению споров. Неужели во всей Иллории для него не найдется честной и ответственной работы?
Лоддин чувствовал в себе желание и силы изменить мир к лучшему, но приложить усилия в нужном направлении не мог - не было полномочий. Если бы он обладал хоть малой толикой власти, он снял бы всех судей или приставил к ним честных и порядочных наблюдателей, а за взятки и подкуп немилосердно отправлял бы на рудники.
- Куда смотрит король? - спрашивал себя Лоддин. - Неужели не видит, творящихся в столице безобразий?
И он решил узнать, что именно знает король о народе, что предпринимает и предпринимает ли что-нибудь вообще, и отправился во дворец.
Таким образом совестливый и живущий ради торжества справедливости Лоддин попал в первые министры Короля. Иллория не зря считалась величайшим королевством мира - правил им умнейший и предусмотрительнейший король Власт, который сразу разглядел в невзрачном молодом человеке с картофелеобразным носом великую силу и подспорье в трудном деле управления государством.
Родители не ошиблись в выборе тактики воспитания. Лоддин вырос настоящим Человеком: вежливым, честным, сочувствующим, ставящим общественное выше личного. Именно эти качества разглядел в будущем министре Власт и именно поэтому Лоддин каждый месяц ходил на могилу родителей и произносил краткую, но прочувствованную благодарственную речь.
Надо ли говорить, что работал он на совесть, к своим обязанностям относился ответственно и изо всех сил старался сделать Иллорию еще более процветающим и счастливым королевством. А это, без сомнений, большой труд. Несоизмеримо больший, чем быть просто первым министром короля любого другого королевства в мире. Ведь действовать по совести много сложнее, чем абы как.
Второй причиной сложности управления Иллорией являлась уже упомянутая ИСБС-НГК, которую Лоддин считал ГЗ - глупой затеей. Расшифровывалось ИСБС-НГК просто: "Идея с Большим Советом - на грани катастрофы".
Идея эта пришла в голову королю при обстоятельствах, о которых Лоддин старался не думать, потому что чувствовал свою вину и одновременно осознавал, что по-иному поступить бы не смог - не позволила бы советь.
ИСБС казалась Власту единственным выходом из сложившейся ситуации, а приставку НГК придумал Лоддин, который считал Большой Совет первым шагом к катастрофе. Увы, альтернативы министр предложить не смог, поэтому согласился с королем, и ИСБС получила право на жизнь.
Дело в том, что править королевством Власт мог только с середины марта по конец октября, а оставшиеся четыре с половиной месяца он вынужденно проводил взаперти в специально построенной для этого башне. В это время к Власту никто не подпускался: ни личный повар, ни главный казначей, ни посланники соседних королевств. Единственным человеком, которому было разрешено видеть короля в это время, был Лоддин. А еще точнее, Лоддин был обязан постоянно находиться рядом с королем. Поэтому с ноября по середину марта королевство фактически оставалось без правителя. Тут и пришла на выручку идея с Большим Советом.
Во время отсутствия монарха и его первого министра страной управлял так называемый Большой Совет. Начиналось все в июне, когда Лоддин объявлял о начале испытаний и лично выбирал пять Советников из умнейших и достойнейших, на его взгляд, жителей королевства.
Счастливчики проходили специальный ускоренный курс обучения управления королевством, получали четкие инструкции на случай самых разных ситуаций и длинный список с правилами поведения. Советникам, например, запрещалось принимать финансовые решения, не проконсультировавшись предварительно с главным казначеем, и объявлять войну соседним королевствам.
Вообще же основной задачей Большого Совета считалась задача "Оставить все, как есть", "Не сделать хуже" или, иными словами, постараться не ухудшить ситуацию в Иллории и оттянуть решение важных задач до середины марта, когда король Власт вернется к исполнению своих обязанностей.
На первый взгляд задачи, стоящие перед Большим Советом, были не слишком сложными, однако даже поддержание достойного уровня Иллории было делом нелегким. В безвыходных ситуациях Большому Совету дозволялось позвонить в специальный серебряный колокольчик, висящий над троном, и вызвать первого министра. Но мера эта считалась крайней, и Лоддин строго-настрого запрещал вызывать себя по вопросам покупки продовольствия, решения споров по делам торговцев и всему, что касалось болезней, зараженной воды или неурожая овощей. С первым следовало обращаться к главному казначею, со вторым - к главному судье, а с третьим - к главному мгу королевства.
Распределив таким образом обязанности, Лоддин с тяжелым сердцем запирался в башне вместе с королем и ждал весны.
Безусловно, вокруг этого события ходило множество слухов. Кто-то говорил, что зимой король впадает в спячку, как медведь, кто-то считал, что у его величества начинается зимняя лихорадка, и он становится безумным и теряет память, а кто-то думал, что на четыре с половиной месяца Власт превращается в чудовище - дракона или оборотня, и первый министр нужен ему для контроля, чтобы не съесть никого из народа и не разрушить дворец.
Лоддин с болью в сердце узнавал все новые и новые слухи о его короле, но ни подтверждать, ни опровергать их не хотел.
Вот и сегодня до него дошла очередная сплетня: оказывается, король вовсе не запирается в башне, как все думают, а уезжает в соседнюю Траксталию, где отдыхает и купается в молочных реках. Первый министр же остается к Иллории, но тоже отдыхает, а заодно прикрывает отсутствие короля.
- Какой уж тут отдых, - вздохнул Лоддин, глядя в окно высокой башни.
Город под ним казался игрушечным, с нарисованными дорогами, домиками из деревянных палочек и глиняными жителями, которых некий могущественный волшебник наделил способностью ходить и разговаривать. Воистину Иллория - самое процветающее и красивое королевство мира. Даже самое грязное место столицы - рынок - выглядит, словно на лубочной картинке. Цвета сочные, яркие, улицы мощеные, чистые, крестьяне опрятные, шумные и разговорчивые, ряды ровные, ломящиеся от множества товаров. Да и весь город был, словно картинка в детской книжке: аккуратный, уютный, с растущими повсюду яблонями и кустами сирени, правда сейчас деревья стояли голые, а на крышах лежал снег, но даже это не портило яркость и радостность столицы.
- Какой уж тут отдых, - снова вздохнул Лоддин и повернулся к окну спиной.
В правом боку покалывало с самого утра, ныли кости, хрустели суставы. В восемьдесят лет выполнять свои обязанности аккуратно, внимательно и быстро было неимоверно сложно, но Лоддин старался. Морщил и без того морщинистый лоб, прищуривал подслеповатые глаза и старался быстрее перебирать ногами, хотя его уже лет десять мучила одышка. Но мыслил он ясно и четко, а опыта было столько, что хватило бы на десятерых, поэтому Лоддин держался.
Он внимательно осмотрел комнату, проверяя, не нужно ли навести порядок.
Это была самая странная комната во дворце, а, возможно, и во всем королевстве.
Она располагалась на самом верху круглой башни рядом с дворцом и выходила окнами на все четыре стороны. Окна были непростые: на них яркой мозаикой были изображены времена года: на северном - зима, на южном - лето, на западном - осень, на восточном - весна. Больше всего Лоддину нравилось северное окно, но не потому, что через него было лучше всего видно, а потому, что выходило оно прямиком на реку, к пристани, где швартовались торговые лодки и небольшие парусные суда соседних королевств. Наблюдать за суетой крохотных портовых служащих было интересно, и в свободное от своих обязанностей время Лоддин любил смотреть в это окно. К несчастью, свободного времени у первого министра короля было очень мало.
Второе и, пожалуй, самое странное в круглой комнате было наличие трех кроватей. Первая была совсем маленькой, выструганной искусным резчиком по дереву из цельного ствола ясеня, с шелковыми белыми простынями и кружевными подушечками. Уместиться в такой крохотной кроватке мог только младенец. Вторая кровать предназначалась для ребенка постарше. Крепкая, с массивными дубовыми ножками и высокой спинкой, она годилась для десятилетнего мальчика. Покрывало здесь было темно-синее, пуховое, вышитое корабликами и лошадками. Третья кровать представляла собой вершину мастерства мебельных дел мастера. Это было огромное ложе с бархатным малиновым балдахином, искусной резьбой и витыми столбиками.
Рядом с каждой кроватью стоял массивный гардероб. Первый - из белого ясеня, второй из дуба, а третий из красного дерева. В каждом из них хранился целый арсенал одежды, но самое главное одеяние лежало отдельно - в небольшом сундуке, стоящем возле западного окна. Лоддин открывал его раз в год, но каждый раз не мог сдержать слез.
Кроме трех кроватей и шкафов с одеждой имелся в комнате небольшой топчан, на котором спал первый министр, перегородка, за которой находилась небольшая комната, служившая столовой, и огромный письменный стол с кучей бумаг, книг, гусиных перьев и разнообразных свитков.
Вопреки последней сплетне Лоддин не отдыхал в странной комнате, а усиленно трудился.
Над письменным столом висел маленький серебряный колокольчик - точная копия того, что висел во дворце над троном. И звонил он с ним в одно и то же время. Если Лоддин когда-то понадобится Большому Совету, серебряное треньканье оповестит его об этом, но пока, к счастью, колокольчик молчал, а это значило, что можно спокойно заниматься своими делами.
Лоддин оглянулся на перегородку.
- С вашего позволения я ненадолго отлучусь.
Ответа не последовало. Лоддин воздохнул и подошел к стене между южным и восточным окнами. Там в полу виднелся деревянный люк с большим металлическим кольцом вместо ручки. Первый министр открыл люк, под которым обнаружились каменные ступени, еще раз оглянулся на перегородку и стал спускаться.
- 5 -
