- 2 -
Жизнь подкидыша горька, но Ивор считал, что ему крупно повезло. Мать оставила его не под забором и не в выгребной яме, а на пороге монастыря святого Палтуса - самого большого монастыря столицы Иллории Кливра. Монастырь был богатым и с удовольствием предоставлял кров несчастным сироткам или нежеланным детям, а взамен требовал от них лишь послушания и выполнения всех требований наставников.
Детям полагалось вставать в половине пятого утра и выполнять множество самой грязной и тяжелой работы. Работы было много, хватало даже самым маленьким, тем, кто, казалось, ничему в своей жизни научиться еще не успел. Дети подметали дорожки или, в зимнее время, разгребали снег, прибирались в помещениях, собирали мусор, ухаживали за обширным садом, следили за огородом, мыли посуду, прислуживали на монастырской кухне, запасались дровами и хворостом и делали многое-многое другое.
Дети использовались как дешевая рабочая сила, и эта сила действительно была дешевой.
В монастыре дети содержались лишь до совершеннолетия, я потом отпускались на все четыре стороны. Умений и опыта, приобретенных за годы вынужденного затворничества, им хватало, чтобы устроиться посудомойкой или подсобным рабочим, но до того каждому подкидышу предстояло отработать деньги, которые были потрачены на него монастырем. А именно, заплатить за питание (не слишком, к слову, хорошее), за одежду (обыкновенно это были старые рубахи и штаны, которые крестьяне жертвовали бедным сироткам) и за место сна (обычные ничем не примечательные сараи с соломенными лежаками). На счету Ивора же числился еще один должок: ему нужно было расплатиться за все нервные срывы отца Богуна. Но молодой человек точно знал, что даже если будет работать круглосуточно и круглогодично, не отработает этот долг до самой смерти, а потому не слишком усердствовал.
Весна в этом году удалась. Ивор чувствовал это каждой клеточкой кожи: солнце светило весело, словно сулило некие чудесные перемены, трава на огороде вылезла до срока, будто своей изумрудной зеленью обещала необыкновенные приключения, да и птицы уже начали вить первые гнезда, намекая Ивору, что и у него когда-нибудь тоже появится свой дом. И Ивор всем сердцем верил, что так оно и будет, ведь через три дня ему исполнится восемнадцать, а значит, он сможет уйти из монастыря и отправиться на поиски собственной, настоящей жизни. Омрачало радость только одно: ему придется расстаться с Ирией, которой восемнадцать исполнится только в следующем году. Именно поэтому в последние месяцы он старался как можно больше времени проводить со своей подругой.
Солнце взошло недавно, и мартовский воздух не успел прогреться. Резкие порывы колючего ветра грозили заморозить молодых людей, сидящих на пороге монастырского коровника, но Ивор упорно сидел рядом с Ирией и не собирался уходить отсюда, пока его не прогонят.
- Тебе не холодно? - спросил он и придвинулся вплотную к девушке.
Обнял ее одной рукой за талию, пытаясь согреть теплом собственного тела.
- Может, куртку мою возьмешь?
Ирия улыбнулась и качнула головой.
- Я же вижу, тебе холодно. Давай войдем внутрь.
Девушка снова качнула головой, а потом сжала ладонь в кулачок, легонько стукнула им в грудь, потом разжала и поцеловала.
- Мне тоже очень хорошо с тобой.
Ирия положила голову ему на плечо, и Ивор вздохнул.
Говорят, они красивая пара - оба молодые, светловолосые, миловидные, похожие друг на друга, словно брат и сестра. Только у Ивора глаза голубые, дерзкие, а у Ирии серебряные и очень печальные. И по характеру они очень разные. Тихая и послушная Ирия тенью следовала за отцом Богуном, выполняя его поручения, а Ивор напротив, старался делать все, чтобы ничего не делать. Он не был лентяем, просто не хотел, чтобы им пользовались. К тому же, он не стеснялся говорить то, что думает, а вот у Ирии с этим были проблемы - девушка родилась немой.
- Сегодня Богун приказал мне убирать в храме, - шепнул Ивор в маленькое, розовое от мороза ухо девушки. - Вот пускай побегает, поищет. Представляешь, какое у него будет лицо, когда он меня найдет? Весь покраснеет, раздуется, словно шарик, глаза выпучит, и завопит: "Что ты здесь делаешь, негодник! А ну шагом марш на службу!" Будто святой Палтус запрещает ему подыскать для меня более крепкое словцо. Я бы на его месте обязательно подыскал.
Девушка беззвучно рассмеялась.
- Да, я знаю, что удачно его передразнил. Может, убежишь со мной? Что тебе делать здесь еще целый год? Ты ведь давным-давно отработала и пищу, и кров, более того, они, неплохо нажились на твоем таланте. Да и на моем. Да и вообще на талантах всех сирот. Дня не проходит, чтобы отец Богун не принес в церковь полное ведро медяков. Народ Кливрский добрый, сироток жалеет и подает хорошо, а священник этим пользуется. Неужели ты хочешь, чтобы тобой пользовались?
Ирия опустила уголки губ и качнула головой.
- Понимаю, мне нечего тебе предложить… но ведь через год тебе все равно придется уйти отсюда, и ты будешь совсем одна, тебя некому будет защитить! Пойдем со мной!
- Что ты здесь делаешь, негодник! А ну, отойди от нее!
Резкий противный голос отца Богуна заставил Ивора подскочить.
- Ничего я не делаю. - Он поднялся и открыто посмотрел на священника. - Ничего.
Отец Богун, как это часто бывало при встрече с Ивором, покраснел, надулся и выпучил глаза, отчего стал похож на камбалу в коричневом балахоне.
- Ничего не делаешь?! - возмутился Богун. - А должен был убираться в храме. А ну, ступай работать, негодник! И чтобы я больше здесь тебя не видел!
Ивор в последний раз умоляюще посмотрел на Ирию. Она поймет, что значит этот взгляд - он снова просит ее хорошенько подумать о том, чтобы уйти из монастыря вместе. Ирия всегда все понимает без слов, будто в ее мире речь - не обязательный атрибут общения.
- Топай! Живо!
Отец Богун двинулся было в сторону Ивора, но запутался в чересчур длинных полах одеяния и едва не свалился. Ирия подскочила к священнику и подставила руку.
Ивор отвернулся и нарочито медленно пошел к храму.
Монастырь святого Палтуса находился на окраине города и занимал площадь едва ли не большую, чем дворец короля с задним двором. На территории монастыря располагались главный храм, трапезная, баня, большой скотный двор, огороды, фруктовый сад, три цветника, библиотека и множество других служебных построек.
Больше всего Ивору не нравилось работать именно в храме. Он терпеть не мог это полутемное, освещенное лишь свечами, помещение, удушающий запах мира и воска, суровое лицо святого Палтуса, взирающего с огромной иконы на главной стене, и угнетающую атмосферу. Храм ощутимо давил на прихожан своим весом и угрюмостью. Говорить в помещении следовало только шепотом, ходить полагалось медленно, смиренно опустив голову, также обязательно нужно было часто прикладывать ладони ко лбу в знак веры и смирения. А Ивор терпеть не мог смирения. Весь его организм протестовал против тишины и покорности, и храм ассоциировался с болотом, трясиной: зазеваешься, затянет.
Отец Богун чаще всего направлял Ивора именно в храм. Но не потому, что молодой человек выполнял храмовые обязанности лучше прочих или был неспособен работать в других местах, а потому, что священник знал о неприязни Ивора к святому Палтусу и всему, что с ним связано.
Ивор вошел в храм через специальный вход. Там, слева, располагалась каморка с хозяйственным инвентарем. Молодой человек взял ведро, метлу, тряпки и отправился на уборку.
В большом полутемном зале было темно, перед алтарем догорали остатки свечей, по углам чадили тусклые светильники, две бабули в черных одеяниях мерно стучали лбами в пол, вымаливая у святого милость и прощение грехов.
Не стесняясь, Ивор бухнул жестяное ведро об пол. Оглушающий грохот, усиленный сводчатым потолком храма, заставил одну из старушек прижаться к грязному полу, а вторую испуганно завопить.
- Аудиенция окончена, - произнес Ивор. - Святой Палтус велел передать, что утренний улов его полностью удовлетворил, а посему ступайте с миром. И не забудьте свою мелочь, она ему сегодня без надобности.
- Хулиган, - старушка, которая от испуга прижалась к полу, поднялась и погрозила Ивору сморщенным кулачком.
Ивор равнодушно отвернулся. Почему-то все, кто приходят в храм, хотят быть обманутыми. Хотят верить, что жалкие монетки, брошенные в банку для пожертвований, обеспечат прощение мелких прегрешений, а выстоянная от начала до конца служба - прощение более крупных грехов. Также прихожане безоговорочно верят тому, что говорит им отец Богун и храмовые служки, будто они не люди и не могут лгать. Еще верящие в могущество святого Палтуса жаждут чудес и не видят обмана. А в этом храме нет ничего, кроме обмана. Все так называемые "чудеса" лишь хорошо продуманные представления. Раньше Ивор и сам в них участвовал, пока не понял, что его используют.
Уборка заняла не так много времени, как хотелось бы отцу Богуну - Ивор прошелся по храму, подобрал оброненный кем-то платок и несколько бумажек, а потом сходил к колодцу, принес воды и вылил все прямо на пол. Развести влагу метлой по всему помещению не составило труда, и большую часть времени Ивор провел, сидя на лавочке, перед алтарем. Уйти было нельзя, поэтому пришлось лишний час вдыхать противный запах свечей, разбавленный запахом влажного каменного пола.
Отец Богун явился в храм, когда большая часть луж уже высохла, а оставшиеся явственно говорили, что над полом потрудились на славу.
- Ты закончил? - спросил священник и придирчиво осмотрел пол. - Надо же. Ну, хорошо. Теперь ступай к отцу Зевону и принеси свечей.
Это поручение Ивор выполнил с удовольствием. Ему нравился отец Зевон, но навещать его удавалось редко - жил он затворником в самом дальнем конце монастыря в отдельно построенном домишке, и делал для монастыря свечи.
Если придерживаться правил, его не следовало называть "отцом", потому что священником он никогда не был и до того, как ослеп, слыл искуснейшим кузнецом столицы. Теперь Зевон называл себя отшельником и папой всех сирот. В монастыре все давно к нему привыкли, малышня от отца Зевона была в восторге, а послушники только радовались, когда бывшему кузнецу удавалось на два часа занять беспокойных детей сказками. Ивор вырос на этих сказках, возможно, именно из-за них в его душе поселилось жгучее желание совершить нечто героическое или просто путешествовать. Именно отец Зевон научил Ивора отличать добро от зла и подлость от великодушия, именно благодаря его влиянию молодой человек научился смотреть в корень вещей, видеть суть и остро реагировать на малейшую несправедливость.
- Добрый день, Зевон, - произнес Ивор, входя в маленькую душную комнату, где проживал отшельник.
Несмотря на то, что и храм, и жилище отца Зевона освещали одни и те же свечи, полумрак комнаты был особенным, сказочным, добрым и теплым. По каморке будто разливалось невидимое сияние, исходящее от морщинистого лица слепого старика. Да и весь старик был добрым, теплым и мягким. Особенно руки с сильными мозолистыми пальцами, которыми он зарабатывал себе на хлеб.
- Ивор! Рад тебя слышать. Давненько не заглядывал. Ты за свечками? Погоди, сейчас я тебе их достану.
- Я помогу.
Ивор опередил старика, первый подошел к полкам у дальней стены и достал с самой верхней большую корзину, полную толстых свечей.
- Праздник сегодня, - отец Зевон зевнул. - Поди, снова кучу денег соберут. А еще при храме живут. Постыдились бы.
Ивор кивнул, а потом, сообразив, что отшельник не увидел его жеста, произнес:
- Вы же знаете, каждый год одно и то же.
- Кого выбрали на сей раз?
- Ирию, - неохотно ответил Ивор. - В прошлом году взяли маленького Янека, но он не справился.
- Слишком мал, чтобы обманывать, - вздохнул Зевон. - Да-да, и у обмана есть градации. Только с возрастом учишься лгать по-крупному.
Ивор помолчал. Ему много о чем хотелось бы поговорить с отшельником, только не позволяло время, поэтому молодой человек поспешил попрощаться.
- Ты ведь еще зайдешь к старому Зевону? Не уходи из монастыря, не попрощавшись.
- Зайду, - пообещал Ивор. - Может быть, завтра. Или послезавтра. У меня еще три дня.
- Тогда до встречи.
- До встречи.
Ивор с тяжелым сердцем вышел из каморки отшельника и понес свечи к храму. Там уже собрался народ.
- 2 -
